Я родилась в 1990 году в Ташкенте, Узбекистане. До 7 лет мы жили на улице Слонима, я бегала во дворе, игралась в песочнице и знала по-узбекски 4 фразы: «бу ёкка кел» (иди сюда), юр (пойдем), джиннимисан (дура что ли?), бер (дай). Этого хватало, чтобы играть с детьми. И да, потом я выучила узбекский нормально, но об этом чуть позже.
Потом мы переехали на улицу Лисунова, и я пошла в русскую школу. В третьем классе у нас начался английский. Я не могла понять, почему слова читаются так непонятно. Но сам английский мне нравился. В языке была гармония, а рифмы a fox in the socks казались гениальными. И это при том, что я слышала только русский английский. Эксперимент с английским в третьем классе посчитали провальным, и поэтому весь четвертый класс мы отдыхали.
В пятом классе снова начался английский. Многие одноклассники уже занимались дополнительно, а я еще нет. Я мало что понимала. Писала какие-то вещи на английском, как могла. Было много фейлов типа “I am veses” (весы/libra). Иногда я придумывала новые слова. Листала учебник, исправляла в нем то, что мне не нравилось. Потом все же попросила маму найти мне репетитора.
И вот в шестом классе я начала заниматься дополнительно. Учительница была строгая, задавала много упражнений на дом. Так много, что весь урок мы разбирали мою же домашку. На Present Simple мы сидели 4 месяца. Учительница сказала, что пока я не отучусь говорить he go и she don’t know, новой темы не будет.
Кстати, недавно я рефлексировала, почему из всех ошибок учеников тяжелее всего мне дается «she go” или “he don’t want”. Внешне я остаюсь спокойной, но внутри начинается паника. «Мы слишком рано перешли к новой теме. Я плохой учитель.». Потом я поняла, откуда эти флэшбеки. Видимо, я до сих пор боюсь, что новой темы не будет еще очень-очень долго.
Когда мы наконец перешли к Present Continuous, я радовалась так, как будто мне дали визу в Америку.